Побег из «Школы искусств» - Страница 7

Черноусова раздражали его постоянные «понимаешь», к тому же он, пока что, ничего не понимал.

– Так вот, – сказал Василенко после продолжительной паузы. – В общем, едет она отдыхать к вам. Самостоятельно. А мне неспокойно. Я ее обычно никуда не отпускал. Мало ли. Хулиганы там, или еще что похуже. Тем более – на курорт. Ну вот, хотел бы я, чтобы ее опекал кто-нибудь. Девушке двадцать лет, красивая, понимаешь… А Лисицкий сказал, что ты вполне надежный хлопец, и вот, стало быть, я и прошу, – после этого он с явным облегчением вздохнул. – Чтобы ты ее опекал. Ясно?

– Ну, не знаю, – промямлил Виктор в полной растерянности. – Как-то это все неожиданно… Не знаю даже. А вдруг ей не понравится то, что могу предложить я?

– А ты ничего особенного ей не предлагай, – посоветовал Григорий Николаевич. – Ты сними ей квартирку где-нибудь там, у вас. В Лазурном, например. Лазурное, это же на море, да?

– Да, – ответил Виктор. – Под Ялтой. В сторону Мисхора.

– Ну вот. И сам там недалеко расположись. Последи, чтобы не попала в компанию какую-нибудь. В нехорошую компанию. На вечера ей программу продумай. Сам понимаешь. А потом, через недельку проводи на самолет. Насчет денег не беспокойся, – добавил он. – Да, я слышал, ты мечтаешь поработать для московских газет?

– В общем да, конечно, – тут Черноусов покосился на Лисицкого. Тот делал вид, что занят какими-то прошлогодними гранками. – Было бы неплохо.

– Мы это устроим, – сказал Василенко. – Я поговорю с людьми. Так как же с моей просьбой?

– Я могу, конечно, только вот как с условиями для дочери? Знаете, Лазурное – деревня деревней. Может быть, ей найти что-нибудь получше? Поинтереснее.

– Не я выбирал, – ответил он раздраженно. – Значит, договорились?

– А когда она приезжает?

– Завтра. Самолетом. В девять-тридцать. Ты ее встреть и сразу же вези на море. Звони при каждом удобном случае.

Василенко дал отбой, так что «до свидания» Виктор сказал в уже замолчавшую трубку.

Устраивать скандал Лисицкому, индифферентно правившему чью-то статью во время всего разговора, не имело никакого смысла. Черноусов только спросил:

– Что за роль вы мне приготовили?

Он аккуратно отложил карандаш и сказал:

– Не исключено, что жениха, – при этом лицо его оставалось абсолютно безмятежным, даже наивным. Дескать: «А что такого я сказал?» – Знаешь, наши партийные начальники почему-то любят родниться с интеллигенцией. Так сказать, с прослойкой.

– Д-да… – выдавил Черноусов. – Да здравствует новая историческая общность людей – большой бутерброд. Хлеб – крестьяне, колбаса – рабочие, а мы вроде тоненького слоя масла между ними. Интересно, кто этот бутерброд лопает?

– Что? – Лисицкий нахмурился. – Ты это к чему?

– Ни к чему, просто так, – рассеянно ответил Черноусов и поднялся из кресла. – Не морочьте мне голову, Николай Степанович. Интеллигенция, прослойка… Ерунда какая-то. Может, по-человечески объясните?

– Можно и по-человечески… – Лисицкий задумчиво посмотрел в сторону. – Вообще-то я тут навел справки. Позвонил кое-кому. Так вот, Виктор, не исключено, что ты выступишь в качестве психотерапевта. Видишь ли, Григорий Николаевич тебе не все сказал. У его дочери, Светланы, которую ты будешь опекать, некоторое время назад случилось несчастье. Нервный срыв. Около полутора месяцев она пролежала в клинике. Подробности мне неизвестны.

4

Разговор с Василенко и его просьба настолько поразили Черноусова, что конечно же, он забыл о Наталье. То есть, о том, что она должна была позвонить. И вспомнил об этом только подъезжая к дому. Вернее, на троллейбусной остановке, напротив дома. Настроение у него испортилось окончательно. Вообще ситуация выглядела сомнительно – если не сказать большего. Что бы там Лисицкий ни говорил, но фактически вместо нормального человеческого отпуска Черноусову предлагалась роль няньки при психически ненормальной дочке московского шишки. «Почему я? – уныло подумал он. – Почему в такие истории вечно влипаю я? В конце концов, неужели у такого папаши не могло найтись кого-нибудь поближе и понадежнее, чем провинциальный журналист, которого он никогда не знал? Его упоминание о статье, конечно же, связано со Лисицким. Позвонил, спросил…» Об отношении к нему редактора тоже можно было сделать малоутешительный вывод – если из всего, написанного и опубликованного корреспондентом Черноусовым он сумел вспомнить и назвать только прошлогоднюю статью о БАМе.

Виктор остановился у подъезда и задрав голову посмотрел на окна пятого этажа.

В его квартире горел свет. Поскольку ни у кого, кроме Натальи, не было вторых ключей, он бодро направился к лифту, готовясь к легкому скандалу по поводу отсутствия в назначенное время (интересно, какое время следует считать назначенным?).

И снова остановился. Допустим, сегодняшнее свое поведение он объяснить сможет, но как ей растолковать скоропалительный завтрашний отъезд к морю с неизвестной девицей? Только дура поверит объяснениям товарища Василенко Г.Н.

Или дурак. Вроде товарища Черноусова.

Виктор раздраженно забренчал ключами в кармане. Ключей оказалось неожиданно много. Он вытащил связку, долго и тупо разглядывал два лишних, причудливой формы ключа, прикрепленных к общему брелоку. Ключи напоминали то ли штопоры, то ли отвертки, и Черноусову никак не удавалось идентифицировать находку. Пока не вспомнил о сегодняшнем Женькином подарке. Вот не было печали… Он готов был застонать в голос: так все складывалось замечательно – и на тебе.

Вообще земное притяжение связано с внутренним состоянием каждого человека. Но по-разному. Сегодня сила тяготения давила на Черноусова все сильнее – по мере подъема по лестнице. То есть, по мере приближения к двери собственной квартиры.