Побег из «Школы искусств» - Страница 72

– Доказательств чего? Того, что вы руководите компанией? Или того, что хотели убить своего бывшего сотрудника – кстати, действительно, вами же спасенного десять лет назад? Так они мне не нужны, – благодушно заметил Синицын. – Я ведь не официальное лицо. И мы с вами не в суде и не в кабинете следователя. Мы на кухне, у вас в квартире. И главное – мы-то знаем – и мы, и вы, – что все, сказанное мною чистая правда. И никакие доказательства я представлять не собираюсь. Просто так – интересуюсь. По-настоящему меня заботит только одно: судьба моего друга Виктора… Могу рассказать, что произошло до этого, – предложил Володя. – Хотите?

– Почему бы и нет? – пробормотал бывший редактор «Коммунистической молодежи», а ныне президент компании «Юг-Финансы». Похоже, он смирился с происшедшим. Во всяком случае, лицо его приобрело, наконец-то, обычный цвет лица.

– В 1980 году Семен Левин работал в Покровском художественном музее в Москве, готовил какую-то статью о русской пейзажной живописи второй половины ХVШ столетия. С ним приключилась одна история, которой поначалу никто не придал особого значения, – начал рассказывать Синицын. – В запасниках музея, Левин обнаружил хранилище полотен, к которому не оказалось доступа. Что за картины там хранились, почему доступ к ним был категорически запрещен – никто из музейных работников вразумительно объяснить не смог. Нельзя – и все. Он обращался в соответствующие инстанции – никакого результата. И тогда Тамара – его жена – обратилась к своей подруге Светлане Василенко. Та попросила отца, товарищ Василенко куда-то позвонил, ему сказали – нужна письменная виза, в общем, Семен получил разрешение и месяц проработал в этом самом хранилище. А через полтора года они подали документы на выезд в Израиль. Их не выпустили. Товарищ Василенко, что вполне естественно, отказался ходатайствовать за еврейских друзей дочери. Сначала, во всяком случае. Не знаю, чем подействовала на него дочь, но он, все-таки, начал ходатайствовать. Снова кое-куда позвонил, кое с кем переговорил. И возможно, ему бы удалось им помочь – если бы они не утонули на рыбалке…

– А они утонули? – спросил Лисицкий без всякого удивления. – Ах да, припоминаю, что-то такое мне Василенко рассказывал. То есть, он рассказывал о несчастном случае, но я почему-то сразу подумал о автокатастрофе. Значит, утонули? Да, это печально… – он поднял чашку с кофе, отпил глоток. Поставил чашку на место, снова взглянул на Синицына. Присутствие Черноусова он игнорировал. – Все это я слышал – десять лет назад, – при этом он, все-таки, мельком взглянул на своего бывшего подчиненного. – Правда, без подробностей о судьбе этих… как вы сказали? Левиных? Утонули, – повторил он. – Надо же…

– И произошло это после того, как товарищ Василенко начал свои хлопоты… Видимо, об этом стало известно. Руководящий работник ЦК – и вдруг хлопочет о еврее-отказнике. Начали искать – в чем связь? И выплыла история с разрешением на работу в запаснике Покровского музея. Вся суть была не в содержании, о котором и сам-то Василенко ничего толком не знал, а в том, что он не имел права давать разрешение на работу в том запаснике постороннему. Он не должен был даже просить об этом.

– Все это очень интересно, – заметил Лисицкий. – Более того, я просто восхищаюсь вами, Владимир Алексеевич. И что же вас еще интересует? Коль скоро вы и так все уже знаете. Хорошо, допустим, я знал обо всем этом. Собственно говоря, – он посмотрел в сторону неподвижного Виктора, – собственно говоря мы узнали обо всем одновременно с вашим другом. Даже, как мне кажется, я узнал чуть позже, поскольку к тому времени для Виктора некоторые моменты были ясны, а для меня… – он развел руками. – Но только поймите: я ни-че-го не знал о роли Смирнова в той истории.

– Яцкевич тоже у вас работает… работал, – напомнил Черноусов, стараясь не смотреть на бывшего шефа.

– Работает, ну и что? У меня не было оснований спрашивать его о прошлом господина Смирнова. А сам он подобной инициативы не проявлял.

– Да, конечно. Все рассказанное находится в прошлом. Все более-менее понятно. О том, какая свирепая борьба за власть шла – да, наверное, и сейчас идет – наверху, не слышал только глухой. Так что ничего удивительного, – сказал Синицын. – Вы ведь не просто так отправили Черноусова из страны. Правда?

Лисицкий не ответил.

– Предположим, вы узнали обо всем действительно, только на последнем этапе, – сказал Синицын. – Вы спровадили Виктора, получили от него каталог– он вытащил из кармана несколько листочков. – Каталог вы не отдавали Василенко. И не собирались его отдавать. В конце концов – некий козырь, суть которого вам самому не была ясна.

Лисицкий не ответил. Он впился глазами в каталог, составленный давным-давно искусствоведом Левиным и в минуту озарения обнаруженный Виктором Черноусовым.

– Хорошо, – сказал он после долгой паузы. – Все ясно. Предположим, что вы правы. Да, я не стал отдавать каталога. Возвращать Василенко? Этому сытому борову? – Лисицкий криво усмехнулся. – Да с какой стати? Нет, пусть бы помучился страхом. И не думаю, что вы будете меня осуждать за такое желание.

Черноусов подумал, что, в общем, нет, не будет. О бывшем завсектором ЦК воспоминания у него остались отвратительные.

– Кстати говоря, в скором времени его сняли. Ну, не то чтобы сразу, но… если не ошибаюсь, в начале восемьдесят шестого Василенко ушел на пенсию. Даже не знаю, жив ли он сейчас. Знаете, все эти партийные бонзы быстро сходят на нет, оказываясь в непривычной обстановке… А однажды ко мне пришел Леонид Яцкевич. И привел Смирнова. Его тогда, между прочим, выгнали со службы – за то, что не справился с поручением… Словом, от него я и узнал, что первоначально указание на розыск каталога, составленного Левиным, исходило с самого верха. Поэтому он и не боялся применять… ну, не совсем мягкие формы работы… – Лисицкий замялся. – Ну, вы понимаете, о чем я…